Содержание

Игорь Шелест. «Лечу за мечтой»

Часть седьмая. Этюды о героизме

2. Его «королевская кобра»

    Американская фирма «Белл Эйркрафт Корпорейшн» в те годы поставляла нам по ленд-лизу свои самолеты-истребители Р-39 «эйркобра».
    Первые изображения «эйркобр» появились на страницах авиационных журналов перед войной и сразу привлекли к себе внимание специалистов. Самолет, несомненно, выделялся из ряда подобных по назначению своей оригинальностью и смелостью усматриваемых в нем технических идей. О самолете можно было спорить, но отрицать талантливость его создателей вряд ли кто-нибудь смог бы.
    Главной новизной «эйркобры»» явилось то, что двигатель на этом истребителе был установлен не как обычно, в носовой части фюзеляжа, а в центре его, позади летчика, кабина же за счет этого оказалась несколько вынесенной вперед и помещалась перед мотором над длинным валом его, передающим вращение пропеллеру. Такая конструкция позволила придать фюзеляжу более заостренную форму, что существенно улучшало летчику передний обзор и не препятствовало расположению в носу тридцатисемимиллиметровой скорострельной пушки.
    Были у этого самолета и другие особенности, в частности трехколесное шасси с передней носовой стойкой. Тогда такое шасси было новинкой и упрощало не только взлет и посадку, но и руление самолета по земле.
    Боковые дверцы у «кобры», наподобие автомобильных, удобные при посадке в кабину с парашютом и, как казалось, при необходимости покидания в воздухе, тоже были на истребителе применены впервые. Впрочем, как мы потом узнали из опыта войны, о чем в своей книге пишет Александр Иванович Покрышкин, «кобра» не терпела тех, кто покидает ее в воздухе». Она нередко ранила летчиков при этом стабилизатором. Но, если говорить совершенно объективно, прибегать к парашютам приходилось чаще летчикам «мессеров» и «фокке», тем, которые ввязывались с «коброй» в бой. По тем временам «эйркобра» обладала передовой скоростью, равной 580 километрам в час.
    Были у «кобры» и недостатки. Один из них, весьма существенный, заключался в том, что этот самолет мог коварно вести себя в штопоре, особенно когда летчик попадал в штопор случайно при возвращении из боя: боекомплект снарядов был израсходован, и нос самолета значительно облегчался.
    К 1944 году фирма «Белл» наладила серийный выпуск новой, модернизированной «кобры», модели Р-63 и названной «кингкоброй». Ожидались поставки этих самолетов в СССР, и наше авиационное командование, не желая, чтобы и «королевская кобра» имела тот же в отношении штопора змеиный нрав, решило направить в США летчика-испытателя, чтобы, так сказать, примериться к товару в самой лавке. Ранней весной 1944 года этот летчик в сопровождении инженера прилетел в Вашингтон.
    На другой же день местная газета города Буффало сообщила: «В Буффало, на заводы «Белл Эйркрафт Корпорейшн» прибывают русские — мистер Кочетков и мистер Супрун, имея намерения испытать гордость американской истребительной авиации «королевскую кобру».
    Дня через три подполковника Кочеткова и майора Супруна принял у себя в кабинете президент фирмы Ларри Белл.
    Едва они уселись в кресла, не успев снять с лиц еще приветственных улыбок, как президент буквально ошарашил гостей:
    — Мистер Кочетков! Я отправил вам три тысячи самолетов, как в озеро Онтарио бросил! Ничего не знаю: как они воюют, довольны ли ими ваши  р е - б я - т а?
    Президент проговорил эту фразу со скоростью пулеметной очереди, и Андрей со своим скромным знанием английского языка вопросительно посмотрел на Супруна. Федор Павлович, владея языком безупречно, улыбаясь, перевел.
    Андрей почувствовал себя несколько сбитым с толку и вопросом Белла, на который не готов был ответить, и всем поведением президента. Впервые Андрей видел перед собой мультимиллионера, и он никак не втискивался в рамки прежних представлений Андрея о мультимиллионерах. Ларри Белл, некрупный, слегка полнеющий мужчина лет за пятьдесят, с наметившейся у висков сединой волос, скорее напомнил Андрею то ли судью на ринге, когда прозвучал гонг и схватка боксеров началась, то ли тренера футбольной команды, только что проводившего игроков на поле. Белл смотрел на Кочеткова с напряженной улыбкой и ждал.
    — Мистер Белл, я могу проинформировать вас об опыте боевой работы «кобр» на фронтах, но, полагаю, вам известно, что я летчик-испытатель, а не работник штаба Военно-Воздушных Сил. Через Берингов пролив я перебрался, чтобы испытать вашу «кингкобру» на штопор... Говоря откровенно, и очень хорошее впечатление о самолете тускнеет, когда несешь гроб товарища, сбившего двадцать шесть самолетов врага, но случайно угодившего при возвращении на свой аэродром в мерзостный штопор и не сумевшего вывести из него машину. Нам, советским летчикам, очень не хотелось бы, чтобы и «кингкобра» попадала в плоский штопор так же, как и ее прародительница «эйркобра».
    Пока Кочетков произносил свой монолог, Белл с величайшим вниманием рассматривал то его самого, то переводившего его Супруна. Едва Кочетков смолк, Белл настолько оживился, что вскинул даже ноги на столик, впрочем, тут же, заметив крайнее изумление Андрея, снял их и проговорил с нескрываемым энтузиазмом:
    — Конечно, конечно, мистер Кочетков! Самолет к вашим испытаниям готов, и мы надеемся, что он будет вылетать из штопора, как пробка из бутылки в руках умеющего выпить.
А.Г.Кочетков и Ф.П.Супрун на банкете у Л.Белла. 1944 год.

    — Отлично, мистер Белл. Мне как летчику-испытателю особенно приятно слышать это заверение.
    Ларри Белл рассмеялся.
    — Понимаю, мистер Кочетков хочет сказать... Как это?.. А, да: вашими  у с а м и  мед пить! — Последние четыре слова Белл сказал по-русски.
    Теперь рассмеялись оба гостя. Супрун поправил Белла:
    — Да... Только не  у с а м и, а устами. Усы здесь, а  у с т а  вот здесь, — для наглядности Федор провел пальцем по губам.
    Уловив разницу, Белл схватился за живот. Но тут зазвонил телефон, и президент снял трубку. Постепенно остывая, Белл мало-помалу вникал в смысл речи абонента. Потом совсем серьезно сказал:
    — Немедленно прекратите с ним спор, принесите извинения и попросите не составлять протокол. Берите повестку в суд и приезжайте сюда.
    Белл положил трубку и пояснил:
    — Это звонил ваш парень из закупочной комиссии. Он давно в Штатах, и я не совсем понимаю, зачем он затеял спор с полицейским. Ну, обогнал их машину — с кем не бывает! — только не следовало ударяться в амбицию. Они его задержали, привезли в участок. А начальник полиции тут же вызвал корреспондентов... Если дело не осложнится, через полчаса он будет здесь. А мы пока продолжим наш важный разговор... Стоп! Минуточку... — Белл лукаво взглянул на собеседников и предложил: — Давайте будем так: мне трудно выговаривать ваши сложные имена и отчества... Мистер Кочетков, позвольте называть вас просто  Г е н р и? А вас — Ф р е д? — взглянул он на Супруна. — О'кэй?
    — О'кэй! — весело согласились гости.
    О Ларри Белле им кое-что уже рассказали в Вашингтоне. Из числа главных акционеров фирмы «Белл Эйркрафт Корпорейшн» он единственный, разбирающийся в авиации. Поэтому и избран был президентом фирмы. Еще мальчиком увлекшись авиацией, Ларри учился у Райтов, затем несколько лет работал у них мотористом. С тех пор, примерно с десятого года, Белл не расставался с авиацией. Самолетов «белл» Ларри не конструировал: за него это делали талантливые специалисты. Но как коммерческий президент фирмы «Белл» был всегда на высоте.
    — Так мне не терпится, мистер Генри, — Белл затянулся сигаретой, — услышать от вас о боевой работе «кобр». Вы не можете себе представить, как мне нужны эти сведения...
    — Могу вам сказать, что «кобры» воюют хорошо, и в основном наши летчики ими довольны. Среди летчиков, одержавших немало побед над гитлеровцами в воздушных боях, есть  а с ы...
    Андрей подождал, пока Федор переведет. Белл выслушал серьезно и кивнул:
    — Хотя бы...
    — Ну, например, Александр Покрышкин: ко времени моего отлета сюда он сбил на «кобре» около пятидесяти немецких самолетов. Братья Дмитрий и Борис Глинки — вместе не меньше этого. Могу назвать несколько имен асов, но не располагаю точными цифрами.
    — О, если бы вы знали, как все это нас интересует! — оживился президент. — Мы не можем существовать без рекламы! Вам непонятно? Мы тут же пустим пузыри... Скажите, мистер Генри, как получить из России точные данные об асах, сбивших на «кобре» много  н а ц и?
    — Я думаю, надо дать телеграмму главному маршалу авиации Александру Новикову.
    — О'кэй!! — крикнул возбужденно Белл. — Это дельный совет. Думаю, главный маршал вашей авиации достаточно осведомлен.
    Вошла секретарь, и он быстро продиктовал ей текст. Потом спросил адрес.
    Секретарь сказала:
    — Мистер Белл, к вам русский.
    — О! Зовите его скорей! — И доверительно пояснил, хотя гости и сами сообразили, кто это.
    — Ну что? — весело спросил Белл вошедшего и пожал ему руку.
    Вошедший, человек лет тридцати пяти, безукоризненно одетый, был так смущен, что не обратил внимания на соотечественников.
    — Дайте мне повестку, — сказал Белл и нажал кнопку.
    Через полминуты юрисконсульт, безмолвный и непроницаемый, возник у стола.
    — Послушай, Джек, — обратился к нему Белл, — пошевели мозгами и сделай так, чтоб никакого суда. — И, обращаясь к нашему парню, добавил: — Вы еще не совсем знаете наши порядки. Что же у вас там вышло?
    Поскольку разговор шел по-английски, Андрей не все понял. Однако общий смысл уловил.
    Полицейский, привезший в участок русского, доложил, что тот наотрез отказался взять повестку в суд. Не говоря ни слова, начальник полиции позвонил куда-то, и через пятнадцать минут помещение участка заполнили репортеры. Протокол стали составлять при них. Наш земляк понял, что дело швах, и решился позвонить Беллу, с которым он связан был делами по закупкам. Белл посоветовал извиниться, что тот и сделал. Ему вручили повестку в суд и отпустили.
    — Ладно, не волнуйтесь, — очень просто, по-дружески успокоил его Белл. — Джек все уладит...
    Джек молча наклонил голову и вышел. Когда Андрей и Федор стали прощаться с Беллом, тот спросил, как устроились.
    — Превосходно! — в тон ему ответил Андрей. — Завтра же приступаю к изучению «кингкобры».

    Вечером у себя в номере отеля Андрей Кочетков и Федор Супрун прочли в вечернем выпуске газеты коротенькую заметку, в которой приглашенные в полицейский участок журналисты сообщали об этом курьезном случае.
    Суд должен был состояться на третий день, но, как потом выяснилось, не состоялся по оригинальному стечению обстоятельств.
    Юрисконсульт Белла, ознакомившись с повесткой, оказывается, посоветовал нашему парню:
    — Вы, мистер, сами в суд не ходите, а пошлите туда вашего человека, и пусть он заявит судье следующее: так как в повестке не указан год явки, то мистер Н. явится не сегодня, а в один из последующих годов, когда ему это будет более удобно.
    В зале суда собралось множество репортеров, но судье пришлось объявить о досадном конфузе и закрыть судебное разбирательство.
    На другой день одна из газет не преминула расписать и это происшествие.

    Недели через три Белл встретил Кочеткова на аэродроме и спросил, как идут дела. Кочетков ответил, что нормально, что уже успел облетать подготовленный к испытаниям самолет и даже попробовал проделать штопор на нем в рекомендованном инструкцией диапазоне центровок.
    — О'кэй! — ответил Белл и спросил вдруг без видимой связи, почему Андрей так скверно говорит по-английски, тогда как его коллега Фред владеет им в совершенстве.
    Что касается себя, Андрею нечего было сказать, кроме святой истины. Относительно Фреда он не счел нужным вдаваться в объяснения и поэтому ответил:
    — Мистер Белл, мы оба с Фредом учились языку в академии. Очевидно, Ф р е д  оказался способнее: английский язык мне давался на редкость трудно.
    Белл не счел нужным подвергать сомнению такой ответ и, вдруг вспомнив что-то, потускнел.
    — Вы не знаете, Г е н р и, — спросил он, — почему до сих пор я не получил ответа из Москвы от мистера Новикова?
    — Полагаю, мистер Белл, просто руки не доходят.
    — Скажите, — взглянул серьезно американец, — а если дать телеграмму с таким запросом  С т а л и н у?
    — Я думаю, мистер Белл, Сталин чрезвычайно занят...
    — А вы не могли бы подсказать, к кому еще следует обратиться, чтобы срочно получить ответ на интересующий нас вопрос?
    — Мне кажется, можно запросить министра внешней торговли Анастаса Ивановича Микояна.
    — Отлично! Его адрес?
    — О! Это очень просто: Москва, Кремль, Анастасу Микояну.
    Прошло еще несколько дней, и однажды Андрей, развернув газету, увидел во весь разворот кричащий заголовок:
    «И с т р е б и т е л и  «э й р к о б р а» — л у ч ш и е  в  м и р е!»
    И следовало пояснение:
    «Пятнадцать советских асов, воюющих на «к о б р а х», сбили  п я т ь с о т  самолетов нашего общего врага — фашизма! Покрышкин, Глинка, Глинка, Речкунов, Клубов, Федоров, Труд, Трофимов...»
    Далее подробно и очень доброжелательно рассказывалось о боевой работе советских летчиков, об их героизме, о преданности боевому долгу и Родине.
    Между прочим, в статье говорилось, что русским летчикам, очевидно, свойственна совершенно непонятная для американцев и весьма преувеличенная скромность. Так, прибывшие недавно на заводы фирмы «Белл» русские летчики А. Кочетков и Ф. Супрун заявили корреспондентам, что они крайне заняты делом, что они приехали сюда работать, а не разговаривать, поэтому и отказались дать интервью о своей предстоящей испытательной работе».
    Андрей досадливо покривился и протянул газету Супруну, ткнув пальцем.
    Федор пробежал строки.
    — Да, получилось не лучшим образом... Но мы еще исправимся, надеюсь. У нас еще, полагаю, будет что им рассказать...
Кочетков в кабине "Кингкобры". 1944 год.


    «Эйркобра», как уже говорилось, имела свойство при допущении ошибки со стороны летчика и предельно задней центровке, то есть когда комплект снарядов был израсходован, а центр тяжести при этом сдвигался назад, в х о д и т ь  в  п л о с к и й  штопор и не выходить из него.
    Именно с такой центровкой и осталось Андрею провести испытание «кингкобры», чтобы убедиться в том, что новая машина, по заявлению фирмы, в плоский штопор не входит.
    Полет был назначен на утро 29 апреля 1944 года.
    Андрей пристегивался ремнями, когда к нему на крыло прыгнул летчик-испытатель фирмы Боб Пирс, эадорный красивый малый, и предложил сфотографироваться.
    И хотя Кочетков уже был всецело занят в мыслях предстоящим сложным полетом, он не счел возможным отказаться от предложения. Заставив себя улыбнуться, он махнул рукой, мол, давай!
    Фотограф так и запечатлел этот момент. Затем Боб Пирс помог Андрею закрыть дверцу, прилепил к ней на счастье жвачную резинку и, крикнув неизменное «о'кэй», спрыгнул с крыла. Негр-механик, стоявший впереди, показал пальцем вверх, и Андрей включил стартер. Через пятнадцать секунд двигатель «алиссон» в 1650 лошадиных сил уже жужжал за его спиной мягко и бодро, и Андрей, сняв самолет с тормозов, порулил к старту. Еще через минуту «кингкобра» оторвалась от земли.

    С высоты 4 тысяч метров Андрей видел почти под собой дымящиеся трубами заводы Буффало, замысловатые переплетения дорог предместья, зеленеющие всходами поля, справа — два огромных озера, соединенных речкой. За несколько полетов он уже привык к этому ландшафту. Самолет продолжал набирать высоту и направлялся к намеченной по карте точке в зоне.
    «Надо начинать!» — скомандовал он себе, прибрал мотору газ и огляделся по сторонам. Самолетов нигде не было видно, под ним расстилались поля. Андрею показалось, что он четко ощущает свой пульс в висках. А может, это был нервный пульс машины?
    Прищурившись на солнце, Андрей стал медленно выбирать ручку на себя, гася скорость. Мотор и самолет совсем притихли. Стрелка указателя скорости все торопливей склонялась влево.
    И самолет сам по себе, затрепетав весь, как в агонии, рухнул на нос...
    Андрей ощутил в животе тошнотворную легкость отрицательной перегрузки, но ремни плотно держали его за плечи. Острый нос машины, клюнув вниз, стал почему-то раскачиваться из стороны в сторону. Затем самолет крутанулся резко влево и стал приподниматься, чтобы в следующий момент снова рухнуть. И эти следующие один за другим резкие рывки с взметанием носа то вверх, то вниз становились сильней и чаще. Андрей попробовал отдать ручку от себя... Самолет, приподняв очередной раз нос почти к самому горизонту, уже не рухнул, а, как бы угодив в смерч, закрутился сильнее...
    «Т а к  и  е с т ь!  П л о с к и й  ш т о п о р!»
    Да, сомнения больше не оставалось: «кингкобра» плоско штопорила. Андрей знал, что если она поведет себя в штопоре, как и ее предшественница «эйркобра», придется с ней расстаться.
    Стрелка альтиметра поползла вниз, и горизонт мчался каруселью перед глазами летчика. Он попробовал сперва выводить стандартным методом: отклонял педаль руля направления против штопора, затем энергично и даже резко отдавал ручку руля высоты от себя. Самолет не реагировал на его движения. Рули казались дряблыми, легковесными, и от ручки и педалей не было ни малейшего ощущения сопротивления.
    Потом Андрей попробовал выводить с помощью мотора. Он знал, что на некоторых самолетах это получалось, и надеялся, давая газ мотору, создать рулям лучшую обдувку потоком воздуха. Но нет. Мотор ревел так, будто самолет находился на земле и под колесами у него стояли упорные колодки. Винт молотил воздух словно бы не лопастями, а палками.
    Самолет падал, плоско вращаясь...
    При описании таких моментов очень соблазнительно прибегнуть к острой психологической метафоре. Ну, скажем, так: с кружением земли перед глазами летчик вдруг замечает, что будто перед ним разматывается, страшно уменьшаясь в диаметре, к л у б о к  его мятежной жизни.
    Но нет. Ничего подобного, и даже самые лучшие фрагменты из его жизни Андрею в голову не пришли. В эти напряженные секунды он видел под собой вполне реальную и мчащуюся по кругу  з е м л ю. Чужую, не свою.
    Страшно ли было в этот момент? Волновался ли?
    У него осталось твердое убеждение, что ничего этого он не ощущал. Мысли были предельно ясными, и он помнил, что контрольно-измерительная аппаратура записывает все его действия, поэтому особенно следил за четкостью своих движений рулями и все ещё пробовал выводить.
    Но созревшее в нем решение утвердилось бесповоротно в момент, когда стрелка высотомера бодренько перевалила через индекс последней тысячи метров и полезла к девятистам.
    «Пора!» — крикнул он себе и левой рукой рванул красную ручку— дверь улетела. Андрей согнулся весь в комок, выжал себя руками, ногами и оказался на крыле, но его не смахнуло с крыла, как соринку, а прижало к поверхности крыла, и пришлось приложить немалое усилие, чтобы увидеть над собой голубое небо и свои в грубых башмаках, семенящие, как на велосипеде, ноги. Он поймал на груди кольцо и, отсчитав до десяти, рванул...
    Опустился он недалеко от рухнувшего самолета.
    Андрей уже успел свернуть в клубок парашют, когда к нему подбежал какой-то фермер.
    Фермер был очень возбужден, вероятно, подобного зрелища он никогда раньше не видел. Поняв, что летчик невредим, он стал делиться своими переживаниями:
"Кингкобра" после падения в плоском штопоре. 1944 год.

    — Вижу, падает самолет, мне показалось— на мой дом! Я сначала обрадовался, но самолет угодил в мусорную кучу... Вот досада!
    Андрей изумился:
    — Да ведь ваш дом был бы разрушен!
    — Э-ге! — усмехнулся лукаво фермер. — Мой дрянненький домишко застрахован, и авиакомпании «Белл» пришлось бы раскошелиться и построить мне дом получше! Такой, какой бы я захотел.
    — А если бы вы не успели убежать? — спросил Андрей.
    Фермер чуть переменился в лице:
    — Я как-то об этом не подумал.
    В этот момент, как из-под земли, вырос человек с фотоаппаратом:
    — Самолет фирмы «Белл»? «Кингкобра», не так ли?
    Андрей ответил, что никаких подробностей он сообщать не будет, это на фирме не принято.
    Американец попросил Кочеткова назвать себя и записал в свой блокнот его фамилию.
    Затем они подъехали на «джипе» к тому, что осталось от «королевской кобры». Плоскости крыльев расплющились, от фюзеляжа осталась груда искалеченного металла, сравнительно хорошо уцелел хвост.
    Вскоре на месте происшествия появились представители фирмы, несколько ученых-аэродинамиков и с ними вице-президент фирмы Джонсон.
    Они радостно приветствовали Андрея, без видимого сожаления осмотрели самолет и предложили ехать в ресторан, чтобы отметить это событие, то есть удачный прыжок.
    Андрей улыбнулся про себя, что практика  о т м е ч а т ь  всякие подобные «острые» дела имеет международный характер. Они сели в автомобиль и помчались в город.
    Летчик подробнейшим образом рассказал, как у него все получилось и о своих наблюдениях за поведением машины в плоском штопоре. Кое-какие ленты записей приборов сохранились, и это облегчило ему задачу.
    Тут же, на белоснежной крахмальной скатерти, ученые стали рисовать графики устойчивости и управляемости машины. И пока жарился бифштекс, удалось общими усилиями установить, что «благополучной» в отношении штопора «кингкобра» остается только при нормальной центровке.
    За кофе договорились об основных доработках новой машины и, в частности, о сдвиге главной пушки несколько вперед. Затем Андрея поздравили с принятием в почетные члены «Катэрпилляр клаб» и прикололи к галстуку золотую гусеницу. Такие заколки, как вы помните, вручались летчикам, спасшимся на парашюте системы «ирвинг».
    На другой день в газетах появилось сообщение, что «разбившийся вчера самолет «кингкобра» принадлежал фирме «Белл» и что летчик, спасшийся на парашюте, мистер Кочетков, заявил, что никаких подробностей сообщить не может, так как это не принято на фирме».
    Прочтя в тот же день сообщение, Ларри Белл пригласил к себе Кочеткова и сказал:
    — Вы молодец! Наш бы летчик разболтал все во всех подробностях, уж, поверьте, не пожалел бы красок! И все это бы вылезло на страницы газет.
    Что же касается «кингкобры», мистер Генри, уверяю вас, мы самым срочным образом разработаем ряд мероприятий по сдвигу центра тяжести вперед. Первые поставки «кингкобр» в СССР будут продолжены пока в прежнем виде, но мы строго оговорим в ограничениях, чтобы масляный бак, который помещается в хвосте самолета, заполнялся бы не полностью, а лишь наполовину. Масла вполне хватит, а центровка будет в пределах 28 процентов. Фирма благодарна вам за испытания и намерена подарить вам фотоальбом о времени, проведенном вами здесь, у нас. Еще, Генри, прошу вас облетать десятитысячную «к о б р у»... Завтра у нас праздник, и мы приглашаем вас с Фредом на банкет, чтобы выпить за дружбу русского и американского народов.

<< Знакомство с «анакондой» Приключения дипкурьера >>