Марк Галлай. «Я думал: это давно забыто»
Обтекатели
Назначенное время вылета приближалось, а моя машина была не
готова. Техник самолета усмотрел при прогонке в одном из моторов
какой-то непорядок и пытался устранить его в возможно быстром темпе.
А я - в комбинезоне, унтах и шлемофоне - топтался в нетерпении рядом
и, конечно, действовал технику на нервы.
А человек он, надо сказать, был очень интересный. Обладал живым'
украинским юмором и изрядным жизненным опытом, что меня ни в
малой мере не удивляло: такой старик и должен был им обладать
(старику было немногим больше сорока, но мне тогда такой возраст,
представлялся преклонным).
Сейчас же моему технику явно хотелось чем-нибудь меня отвлечь,
чтобы не стоял над душой. И такая возможность представилась.
- Гляньте-ка, товарищ капитан, - сказал он, мотнув головой в сторону
летного поля, - Обтекатель идет.
- Что за обтекатель, Тарасыч? - спросил я, не узрев на поле никого,
кроме неторопливо идущего комиссара полка. — Там же только наш комиссар.
- А вы вспомните, товарищ капитан, как в учебнике по конструкции
самолетов написано. Что есть обтекатель? Часть самолета, не несущая
силовой нагрузки и служащая (он так и сказал с ударением на первом "а")
для придания правильной внешней формы...
Мой техник политсостав явно не жаловал.
Это было в чем-то объяснимо. Война шла тяжелая. Противник еще
господствовал в воздухе. Полк нес потери. Самолетов оставалось все
меньше. И в то время, о котором я рассказываю, на каждый действующий
самолет в полку приходилось едва ли не по штатному политработнику:
комиссар полка, два комиссара эскадрилий, штатный парторг,
инструктор по работе среди войск противника (его обязанности
заключались в запихивании листовок на немецком языке в бомболюки
- на врага сыпались бомбы, а вслед за ними листовки, видимо,
предназначенные для того, чтобы вести пропаганду среди уцелевших
немцев). Для летного и технического состава, работавшего с предельной
нагрузкой, это было действительно многовато.
Правда, в интересах истины следует сказать, что наших комиссаров
эскадрилий И. Сиренко и В. Квелидзе назвать обтекателями ни у кого
не повернулся бы язык. Они оба были летчиками и летали на боевые
задания не меньше любого другого из своих подчиненных. Было немало
таких, реально воюющих политработников и в других частях. Так, в
одном из корпусов авиации дальнего действия был очень популярен
комиссар С. Федоров: когда в том или ином полку корпуса учащались
потери, он приезжал и, владея специальностью авиационного штурмана,
в течение какого-то времени просто летал в составе этого полка на
боевые задания. Никакими беседами и митингами лучше поднять боевой
дух части было невозможно.
Так что бывали в наших военно-воздушных силах и такие комиссары.
Правда, их было не очень много. Зато и авторитет у каждого из них был
непререкаемый.
И что интересно, подобные, на мой взгляд, самые настоящие
комиссары нередко упускали многие из своих основных (вернее,
считавшихся основными) комиссарских обязанностей. На все времени
и сил не хватало - они точно выбирали самое важное. Но взгляды на то,
что самое важное, а что - нет, существовали, как показывала жизнь,
разные. Наш Вахтанг Квелидзе, например, много и хорошо летавший
и эффективно воспитывавший людей личным примером, часто получал
"втыки" от своего политического начальства: то за невыпущенный
"Боевой листок", то за непроведенную политминутку, то еще за какое-нибудь запланированное в тиши кабинетов политотдела и невыполненное им мероприятие.
Много лет спустя я пересказал концепцию нашего механика моему
другу, известному публицисту А. Аграновскому, и он использовал ее в
одном из своих очерков, правда, привязав к ситуации и среде, весьма
далеким от исходных. И был, конечно, прав: "обтекатели" водятся...
Впрочем, наверное, трудно найти в нашем обществе нишу, где они не
водятся.