Марк Галлай. «Я думал: это давно забыто»

Дрова

    Воевать мне, как и моим коллегам-испытателям, пришлось как-то "пунктирно": три раза меня отпускали на фронт и три раза отзывали в тыл для проведения очередных срочных испытании.
   Итак, в очередной раз оказался я в своем родном Летно-исследовательском институте и приступил к полетам по доводке и лечению "детских болезней" истребителя Ла-5, оказавшегося в дальнейшем очень сильной боевой машиной, но поначалу еще весьма сырой. Поселился я в комнатушке рядом с аэродромом: полеты были с утра до вечера и тратить время и силы на поездку для ночевок в Москву было бессмысленно. Отопление в моей комнатушке было печное. Требовались дрова. Для их получения на складе нужна была резолюция заместителя начальника института по хозяйственной части.
   В этой роли - одна из гримас войны - пребывал в то время человек, в принципе от хозяйственных дел весьма далекий, а именно ветеран авиационной промышленности, известный авиационный, в будущем вертолетный, конструктор И. Свою хозяйственную деятельность он понимал прежде всего как обеспечение жесткого режима экономии (для чего, объективно говоря, имелись все основания), в частности решительного урезания всех и всяческих материальных заявок.
   Проведя несложные арифметические расчеты, я установил, что для моей печурки на зиму нужен один кубометр дров. Когда я, сидя в летной комнате, писал заявление об этом, мне через плечо заглянул один из моих более опытных коллег:
   - Если тебе нужен кубометр, - сказал он, - пиши в челобитной два. Потому что И. все равно заявку уполовинит.
   - Не может быть, - усомнился я. - Что мы, на базаре, что ли? Если летчик пишет кубометр, значит, ему нужен кубометр.
   Хотя и усомнился в совете коллеги, некоторые превентивные меры я все-таки принял.
   Явившись в кабинет И., я положил перед ним свое заявление и увидел, как он - мудр был, оказывается, мой коллега - пишет на нем: "Выдать полкубометра". Но не успел он поставить под этой резолюцией свою размашистую подпись, как я ловким движением фокусника (где только научился?) выхватил у оторопевшего начальника из-под руки свое заявление и подсунул ему заблаговременно подготовленное другое, в котором просил два кубометра дров.
   - В чем дело? - вопросил повышенным тоном И.
    - Очень просто, Александр Михайлович, - ответил я. - Меня предупреждали, что вы всякую заявку, не вникнув, обоснована она или нет, автоматически удовлетворяете наполовину. Я не поверил, что к обращению летчика-испытателя, сомневаться в порядочности которого оснований не имеете, подойдете с такой же...
   - Ладно, давайте первое заявление, - проворчал И., зачеркнул; "полкубометра" и начертал "один кубометр".
   В комнату летчиков я вернулся с горделивым видом триумфатора.
   Позднее, пообщавшись в течение многих лет с начальниками разных рангов, я обнаружил, что методика, принятая нашим И., распространена очень широко. Это заметно усилило мое критическое отношение вообще к начальству как таковому. Понадобились еще годы, чтобы я понял, что к этой методике оно склонно прежде всего не из-за природной вредности, а из-за дефицита, под знаком которого - и в быту, и на производстве - жили мы многие десятилетия. И лучше понял мысль Черчилля, сказавшего, что капитализм - это несправедливое распределение богатства, а социализм - справедливое (если бы!) распределение нищеты.
   Мой кубометр дров, оказывается, отражал категории глобальные.