Марк Галлай. «Я думал: это давно забыто»
Не хочу быть моделью
В начале шестидесятых годов один из известных публицистов и мои
друг Анатолии Аграновский опубликовал документальную повесть «Открытые глаза» — о людях, участвовавших в создании и испытаниях
первого нашего реактивного истребителя МиГ-9. Центральной фигурой
повествования был летчик-испытатель Алексей Гринчик, и не только
потому, что именно он первым поднял эту уникальную машину в воздух.
Фигурировали в повести и другие персонажи, в том числе и я.
К так называемому художественно-документальному жанру я издавна
относился с некоторым скепсисом и как-то в разговоре с Толей
Аграновским даже позволил себе выдать - не совсем в шутку -
литературоведческую формулировку: "Документальный жанр - это такой
жанр, в котором вымышленным персонажам присваивают имена реально существующих людей".
Мой собеседник улыбнулся, но оспаривать такой взгляд на вещи не стал.
Впрочем, к произведениям Анатолия Аграновского эта едкая формулировка не относилась. Фактическая достоверность во всем, что
он писал, соблюдалась неукоснительно. Хотя, конечно, он подбирал и
выстраивал факты так, как того требовал сюжет. И в «Открытых глазах»,
особенно в том, что касалось личности и профессионального облика
Гринчика и его коллег, все было «на сливочном масле».
Повесть имела успех, и ее автор решил написать на той же основе
киносценарий. И вот тут-то натолкнулся на сопротивление со стороны
своих персонажей.
Мы не могли представить себе, как это на экране будут ходить чужие
дяди - киноартисты, - носящие наши подлинные имена, произносящие
когда-то сказанные нами слова и переживающие события наших
действительных биографий. Но постановщик фильма Татьяна Михайловна Лиознова - талантливый режиссер, широко известный благодаря
своим фильмам: «Память сердца», «17 мгновений весны», «Женщины»,
«Три тополя на Плющихе», — настаивала именно на этом. Считала, что
раскрытие прототипов прибавит картине аромат подлинности. Начались уговоры.
И вот в один прекрасный день ко мне домой явилась представительная
команда уговаривающих: режиссер-постановщик, главный оператор, авторы сценария Аграновский и Храбровицкий.
- Не возражали же вы, когда Анатолий вывел вас под вашими
собственными именами в своей повести? Почему нельзя сделать то же
самое в кино? - спросила, исчерпав все прочие доводы, Лиознова.
- Очень просто, - ответил я. — Кино гораздо более зримо, чем
литература. Представьте себе эпизод: Лиознова вернулась усталая домой и встала под душ. В литературе это возражений у вас не вызвало бы.
А в кинематографе?..
- Почему же, — сказала в пылу словесных баталий Татьяна Михайловна. - У меня неплохая фигура. И если бы по ходу фильма это было бы
нужно...
Тем не менее, если не этот пришедший мне в голову пример, то само
проявленное мною упорство, а главное, позиция Аграновского привели
к тому, что в снятом и вскоре вышедшем на экраны фильме «Им
покоряется небо» все действующие лица фигурировали под вымышленными именами и лишь зрители, имеющие отношение к авиации (а также
читатели повести), могли догадываться о личностях прототипов.
Тут, кстати, снова проявился характер Анатолия Аграновского и его
представления об этике. Поначалу он в том, чтобы представить нас,
грешных, на экране под подлинными именами в вымышленных (или, по
крайней мере, домысленных) ситуациях, ничего неприемлемого не
усматривал, иначе отошел бы от этой идеи уже при работе над сценарием.
Но, столкнувшись с протестом «жертв», не возжелавших такой своеобразной рекламы, все соображения художественности фильма решительно
отбросил как не идущие ни в какое сравнение с велениями этики.
Надо полагать, что и Лиознова не сочла возможным пренебречь
нашим протестом. Во всяком случае больше ни ко мне, ни к моим
коллегам никто по этому поводу не обращался. Обошлось.