Марк Галлай. «Я думал: это давно забыто»
Хмурым октябрьским утром
Шел октябрь недоброй памяти тридцать седьмого года.
Наш отдел летных испытаний Центрального аэрогидродинамического
института находился на Центральном московском аэродроме, но не у
Ленинградского шоссе, а в южном углу поля, и вход на него был со стороны нынешней улицы Поликарпова.
Придя в то утро на работу, мы увидели, что маляры колдовали у хвостов
стоящих на приангарной площадке самолетов.
До этого на вертикальном оперении принадлежащих нашему отделу машин
красовались буквы АНТ. Эта аббревиатура
обозначала: Андрей Николаевич Туполев,
главный конструктор всех созданных в ЦАГИ
летательных аппаратов. И вот эти буквы торопливо замазывались.
Гнетущая атмосфера террора к этому времени полностью охватила
страну. Люди, в том числе общенародно известные, один за другим
исчезали в застенках НКВД, казалось, безвозвратно. Поэтому особой
сообразительности, чтобы понять, что означают замазанные на хвостах
наших самолетов буквы, не требовалось - Туполева арестовали.
Так еще до официального объявления его "разоблаченным врагом
народа" мы узнали об этом. Интересно, что многие легковерные наши
сограждане, еще не дозревшие до сомнений в справедливости "карающей
руки" непогрешимых органов государственной безопасности, пытались
найти объяснение, чем конкретно вредил народу этот коварный Туполев.
И возникла передававшаяся из уст в уста легенда о том, что он передал
"секрет" своего последнего самолета авиаконструктору фашистской
Германии Вилли Мессершмитту. Легенда, конечно, совершенно бредовая:
достаточно было взглянуть на характерный внешний облик семейства
туполевских самолетов, чтобы убедиться, насколько он отличен от не
менее характерного облика самолетов Мессершмитта. Да и последний
был конструктором достаточно высокого класса, чтобы не нуждаться
в подобных "подарках" даже от Туполева. Наконец, "секрет" самолета
определенной конструкции — это не какая-то математическая формула,
которую можно передать, написав на бумажке, а добрый вагон чертежей.
Словом, слухи эти были столь же злокозненные, сколь и безграмотные. Однако, тем не менее, - а может быть, именно поэтому - хождение
они имели. В последний раз я их слышал во время войны на полевом
аэродроме из уст нашего дивизионного контрразведчика. Психологически это понятно: сталкиваясь с необъяснимым, люди хотят найти ему хоть
какое-то объяснение, пусть самое неправдоподобное, если уж нет
другого.