Черток "Ракеты и люди" кн.3 Содержание


"МОЛНИЯ-1" ВЫШЛА В КОСМОС

24 мая я вылетел в Тюратам с посадкой для заправки в Уральске. Традиционный для Уральска завтрак из языков и стакана густой
186
сметаны скрашивал дальнейший полет над еще не выгоревшей под жарким солнцем степью.

25 мая сразу по прибытии на ТП провели заседание технического руководства. Состояние подготовки по докладу Слесарева и ответственных за системы по сравнению с потоком дефектов по Е-6 и MB было, как сказал Кириллов, "на удивление, тьфу, тьфу, тьфу, - весьма удовлетворительное".

Наум Альпер, которого я помнил еще по студенческим годам в МЭИ, отчитался за надежность силового гиростабилизатора.

Капланов коротко сообщил, что ретранслятор "Альфа" перепроверен и больше в испытаниях не нуждается, но необходимо разобраться с антенными фидерами. Плохое согласование антенн снижает выходную мощность с 20 до 8 ватт.

Теньковцев с Шуруем упомянули, что из-за ошибки в схеме автоматики СЭПа было опасное накопление водорода, но теперь все в порядке, ошибку исправили перепайкой.

30 мая Керимов провел в МИКе заседание Госкомиссии. Как и предупреждал Королев, официальный председатель Госкомиссии министр связи Псурцев поручил вести всю текущую работу Керимову, который ведал темой "Молнии" в ЦУКОСе.

С Керимовым я был в отличных отношениях еще со времен Бляйхероде и Капустина Яра. Госкомиссия проходила "в атмосфере полного взаимопонимания".

Последний сеанс связи с 3МВ-1 № 4 был 30 мая. Евпатория доложила, что с трудом удалось отыскать в шумах на частоте несущей сигнал без всякой полезной информации. Связь пытались вести, используя передатчики спускаемого аппарата.

Пуск был назначен на 2 июня. 31 мая состоялся традиционный выезд из прохладного МИКа в прокаленную солнцем, уже порыжевшую степь. Все шло по графикам предпусковой подготовки - до трехчасовой готовности. Перед самой заправкой при штатной проверке схемы разделения боковых блоков сработал пиропатрон отброса крышки сопла для отвода бокового блока "Г". Изучение десятки раз летавшей схемы показало нарушение и в схеме, и в инструкции. Одно наложилось на другое. Ремонт на старте был невозможен. Весь носитель возвратили в МИК, блок "Г" отстыковали и заменили стрелявший пирозамок. 3 июня состоялся повторный вывоз на старт. С утра воздух раскалился до 35°С.

При повторной подготовке на носителе появились новые "бобы" - инструкция не стыкуется с результатами измерений. "Упирается "Молния", не к добру это", - подобные реплики отпускали стартовики во время перерывов.
187

4 июня в 8.00 утра ракета-носитель 8К78 унесла со старта первый советский спутник связи "Молния-1" с заводским номером 2. На 287-й секунде вторая ступень сошла с траектории, так и не передав эстафету третьей. Эта "Молния-1" не дотянула даже до того, чтобы ее назвали очередным "Космосом".

Такие пуски именовались в местном фольклоре очень доходчиво - "пошла за бугор". Бугров в степи, сколько видел глаз, не было, но такая формулировка охватывала все виды аварий носителей.

Днем жара заполнила комнаты МИКа, где изучались телеметрические пленки и шли споры о причинах аварии второй ступени. Мечтавшие о полете в Москву для начала экспериментов с "Молнией" "объектовщики", совсем грустные, были отпущены на отдых до вечера.

Когда жара спала, я собрал руководящий состав, чтобы поднять настроение и поставить задачу - форсировать подготовку следующего пуска. Выяснилось, что подходящий носитель появится на полигоне только через месяц, и я разрешил основным "молниевцам" отлучиться в московскую прохладу на неделю.

Между тем очередная комиссия установила причину аварии - отказ системы опорожнения блока "А". Горючее - керосин было израсходовано раньше времени. Турбонасосный агрегат блока "А" без топлива пошел вразнос, и прошла команда АВДУ - аварийное выключение двигательной установки.

Главный конструктор ОКБ-12 был основным разработчиком аппаратуры системы опорожнения баков (СОБ). Но датчики уровней в баках, обеспечивающие выдачу команд для регуляторов приводов дроссельных заслонок, и приводы к этим заслонкам создавались в моих отделах. Формально в отказе СОБа была и моя вина. Отдел Константина Маркса не только конструировал датчики, но и курировал работы ОКБ-12.

Пока работала комиссия по носителю, произошли изменения в руководстве Госкомиссии по "Молнии-1". Псурцев правильно рассудил, что Госкомиссии по "Молнии-1" нужен председатель, отдающий ей гораздо больше времени, чем это может позволить себе министр связи. ВПК представила, ЦК согласился, и новым председателем Госкомиссии был назначен Керим Алиевич Керимов. Через год он переместился из ЦУКОСа в новое Министерство общего машиностроения и занял должность начальника 3-го главного управления, ведавшего космической техникой. Председателем Госкомиссии по "Молнии-1" он оставался еще долго, несмотря на служебные перемещения по основному роду деятельности.

Керимов как председатель заявил, что техническое руководство главной оперативной группы должно осуществляться первыми
188
лицами. Королев сдался, и после неудачного пуска "Молнии-1" № 2 я был утвержден руководителем.

Королеву в тот период действительно времени на "Молнии" не хватало. В Феодосии при сбросе с самолета для проверки новых систем приземления разбился макет, в качестве которого использовался титовский СА "Восток-2".

21 августа Королеву предстоял доклад в ВПК о ходе подготовки будущего "Восхода". Споры по составу экипажей продолжались. Мягкая посадка была не отработана. Тут явно было не до "Молнии".

Турков умудрился отправить на полигон вторую по очереди "Молнию-1" № 1 без напоминаний. Первую аварию полигонные острословы объяснили просто: "Нельзя было пускать второй номер вне очереди".

Теперь на 22 августа 1964 года готовился пуск первого номера. Испытания на ТП, по сравнению с предыдущими, проходили тихо, без сенсационных отказов. Кириллов даже высказал мне претензию:

- Подозрительно спокойно и гладко ведет себя на испытаниях эта самая 11Ф67! К добру ли это? Оказалось, не к добру!

22 августа 1964 года вполне благополучный пуск выводит "Молнию-1" № 1 на промежуточную траекторию, а затем нормально срабатывает блок "Л", и, по заверениям баллистического центра НИИ-4, объект выведен на расчетную траекторию.

Слесарев проверил и дал мне на утверждение списки вылетающих ранним утром в Москву. Им предстояло прямо из Внукова ехать в Щелково на НИП-14 для работы в оперативных группах.

Ночью меня разбудила дежурная по ВЧ-связи для срочного разговора с НИП-14. Вот здесь-то и подтвердилось суеверное предчувствие. Шустов, руководивший группой анализа информации, и Попов, руководивший группой анализа телеметрической информации, доложили о невероятном дефекте. По предварительным данным, не открылись обе дублирующие друг друга параболические антенны. С места стронулись, но в штатное положение не установились.

Я попросил к телефону Дудникова. Он, подтвердив сообщение, сказал, что создается такое впечатление, будто кто-то держит обе антенные штанги и не дает им двигаться.

- Разрабатываем программу работы, - успокоил Дудников. Заместитель по главной оперативной группе Аркадий Бачурин спросил, какие от меня по такой необычной ситуации будут команды.

Я ответил:
189

- Проверяйте тщательно все остальные системы. Но главное -старайтесь понять причину отказа антенн. Дудников снова взял трубку и спросил:

- Будить ли Сергея Павловича? Ведь первый доклад ему уже был, что вышли на расчетную орбиту.

- Будите, - ответил я, - такое скрывать бессмысленно.

Досыпать в оставшееся до отлета время не было никакой возможности. Я по телефону разбудил председателя Госкомиссии, сказал ему о докладе из Щелкова. Почувствовал, что для Керимова мое сообщение - тяжелый удар. Стать председателем вместо министра Псурцева - и такое неудачное начало. Это ведь не первый, а второй "блин комом"! Договорились встретиться на аэродроме и в самолете обдумать план дальнейших действий.

Перелет с полигона во Внуково позволял на несколько часов расслабиться. В самолете никто никому не давал ценных указаний, телефонов не было, каждый по-своему использовал часы, свободные от забот и нервного напряжения.

Составлялись компании "переброситься в картишки", кто-то углублялся в недочитанную книгу, отрешившись от окружающих, досыпали не добравшие сна, не успевшие позавтракать объединяли прихваченную закуску и разливали остатки спирта по граненым стаканам, выпрошенным у экипажа.

Я не раз убеждался, что даже Королев, не упускавший случая дать указания или получить информацию, в самолете приводил в порядок свою записную книжку и старался о текущих делах не разговаривать. Он тоже поддавался общему стремлению - на несколько часов расслабиться.

Самолеты Ил-14 позволяли проводить в таком режиме семь - восемь часов, с часовым перерывом на дозаправку в Уральске или Актюбинске. С наступлением эры реактивной авиации наш летный отряд получил Ил-18, а затем Ту-134 и грузовые Ан-12. Возможности блаженного состояния пребывания в полете сократились вдвое, но традиции сохранились.

На этот раз блаженства не получилось. С участием Керимова полпути обсуждали возможные причины неоткрытия антенн. В глубине души каждый из нас надеялся, что за время перелета "все образуется", антенны займут свое штатное положение.

На НИП-14 было столпотворение. Собрались все смены нужных и не очень нужных оперативных групп. Нас ждали с надеждой, что привезем с полигона неизвестные еще в Щелкове рецепты спасения. В бесчисленных спорах о причинах неудачи обсуждались обычные, вечные для таких случаев вопросы: "кто виноват?" и "что теперь делать?".
190

Еще в первом ракетном десятилетии отрабатывалась система поиска ответов на эти вечные вопросы. Она состояла из ряда неписаных правил, которые стоит перечислить.

Во-первых, прекращаются шумные и бессистемные дискуссии.

Во-вторых, отвергается правовой принцип "презумпции невиновности". В поисках причин аварии предъявляются обвинения максимальному числу потенциальных виновников происшествия. В процессе поиска истинных причин неудачи каждый обвиняемый без адвоката обязан доказать свою невиновность.

Для этого, в-третьих, создаются комиссии и группы по всем возможным направлениям поиска причин: изучение схем и конструкций, анализ телеметрии, методики заводских испытаний, замечаний при подготовке на полигоне, сбор документов и заключений по истории разработки и любых других "свидетельских показаний".

В-четвертых, дается задание воспроизвести полетную ситуацию на следующем объекте, находящемся на заводе или технической позиции. Это своего рода следственный эксперимент.

В-пятых, находящиеся вне подозрений члены оперативных групп и привлеченные к работе специалисты должны разработать и выполнить программу проверок всех работающих систем и обеспечить управление полетом так, чтобы ("упаси и помилуй") не навредить больному.

"Молния-1" № 1 вышла на орбиту, очень близкую к расчетной, и, согласно законам небесной механики, не собиралась ее покидать в ближайшем будущем. Этим мы решили сразу воспользоваться, чтобы проверить все системы. Пока принимаются и исполняются команды, пока с "борта" поступает телеметрия, надо набирать опыт управления и статистику по работоспособности систем.

Наконец, в-шестых, не ожидая результатов работы всех групп и раскрытия истинных причин происшествия, следует сразу образовать редакционную группу, которая начнет писать "Заключение комиссии по расследованию...". На первое время им хватит работы на описание того, что уже зафиксировано.

Как правило, руководитель "самой главной" рабочей группы "про себя" уже имеет некие собственные (одну или две) гипотезы (мы почему-то любим говорить "гипотенузы"). Он может искать пути их быстрейшей проверки, но при этом нельзя допускать пристрастного давления на психику других ищущих.

Следует не затягивая докладывать вышестоящим руководителям о широком плане поисков ответа на вопрос "кто виноват?". На некоторое время это дает возможность сравнительно спокойно вести анализ работы групп.
191

Королев приучал нас к тому, что доклад о любых неприятностях при испытаниях, будь то на земле или в полете, он должен получать незамедлительно и независимо от докладов любому деятелю правительственного аппарата.

Главный конструктор всегда виноват в глазах стоящего над ним аппарата. Но его надо по возможности щадить и прощать, отыгрываясь на заместителях.

Назначенный с согласия Главного технический руководитель в глазах вышестоящего, уже по определению, потенциальный виновник происшествия. Вышестоящих руководителей, требующих докладов, набирается много: начальник главка, заместитель министра, сам министр, начальник отдела ВПК, заместитель председателя ВПК, сам председатель ВПК, заведующий оборонным отделом ЦК КПСС, наконец, секретарь ЦК по оборонным вопросам. Каждый должен узнать причину и узнать о плане мероприятий "из первых рук". Клерки, специально приставленные к техническому руководству для сбора сведений и докладов вышестоящим начальникам, ревностно следят, чтобы от них не утаивали то, что другой представитель, может быть, уже знает. Очень важно для будущей карьеры быть первым! В лучшем положении находились военные. Во всех группах имелись "представители заказчика". Каждый военпред по долгу службы обязан "вникать" в технику и, если будет твориться непорядок, незамедлительно докладывать по службе. Наконец, есть много друзей и знакомых по работе, которые к данному происшествию отношения не имеют, но за общее дело болеют и при каждой встрече будут переспрашивать "кто виноват?" и "что будем делать?". Отказ от разговора с ними будет обидой. Может статься, что кто-либо из них подаст добрый совет.

Такова была в общих чертах тактика наших действий по расследованию различных аварий. Я придерживался этой методики и в данном конкретном случае. Всем группам я дал ЦУ, продуманные еще в самолете. С трудом оторвавшись от многих, следивших за моими передвижениями, я с Калашниковым и Дудниковым уехал на завод.

В цехе №44 Хазанов и Марков на очередной "Молнии-1" № 3 уже показывали Королеву механику раскрытия антенн. Штанги раскрытия антенн после расчековки пирозамков откидывались пружинами и должны были жестко фиксироваться в открытом положении. При испытаниях применялось разгрузочное приспособление, имитирующее условия невесомости. Приспособление не ладилось, процесс раскрытия протекал вяло. Королев потребовал, чтобы показали последовательно раскрытие панелей солнечных батарей, а
192
затем антенн. Он нервничал. Если солнечные батареи не открывались до конца, то они мешали раскрытию антенн.

- Где у вас доказательства, что батареи раскрыты? При нашем появлении он не сдержался:

- Специально сделали для резервирования две антенны! Можете объяснить, почему отказали одновременно обе? Как вы их испытывали?

Я пытался по вышеописанной методике доложить об организации комиссий и групп, но СП не дал мне говорить.

- Наверняка ты со своим Калашниковым что-то уже знаешь, а мне не говоришь. Такой объект загубили! Прощения вам нет! Вызови сюда Цыбина и Болдырева!

Между тем цеховые умельцы наладили процесс последовательного раскрытия батарей и антенн. Когда появились запыхавшиеся Цыбин и Болдырев, СП спросил их, кто из них лично участвовал в проверке всей механики раскрытия. Не слушая сбивчивых ответов, Королев громко, так чтобы слышали все столпившиеся вокруг, сказал:

- Ищите! Пока не будет полнейшей ясности и гарантии, следующий объект не отправлять! Борис! Докладывай мне, где бы я ни был, сразу, если будет понятно, что там наверху. В Феодосии из-за ошибки электриков разбили спускаемый аппарат Титова, теперь эта история. Все это нам сейчас ни к чему! Цыбин и Марков, вы лично отвечаете за всю отработку механики раскрытий. Пока на земле она идет вяло. Запас момента на пружинах недостаточен.

Королев пошел, на ходу снимая белый халат. Марков провожал его до машины.

Мы грустно молчали. Вряд ли телеметрия внесет большую ясность. Судя по току солнечных батарей, они нормально раскрыты. Но обеим антенным штангам еще что-то мешало. Силы пружин оказалось явно недостаточно, чтобы преодолеть неведомое сопротивление.

Где искать ответ? Я побрел в КИС к Андриканису. Он должен был хорошо помнить все детали заводских испытаний "Молнии" перед отправкой. Вдруг что-нибудь и подскажет. Ведь два объекта находились в КИСе более года! Но и по словам Андриканиса, в КИСе испытания на открытие антенн прошли спокойно. Андриканис упомянул, что после всех испытаний обнаружилось повреждение изоляции кабеля, идущего к антенной штанге. Вызвали конструктора. Он привял решение дополнительно обмотать кабель хлорвиниловой лентой. Проверка раскрытия после этого проводилась только на полигоне. Это уже была ниточка, которую нельзя было упускать.
193

Постоянным представителем цеха на технической позиции был Костя Горбатенко. Ракетный стаж Константина Федоровича Горбатенко начинался еще в бригаде особого назначения генерала Тверецкого. В 1947 и 1948 годах он, рядовой солдат, был номером расчета электроогневого отделения. При подготовке ракеты на стартовой позиции в Капъяре его место было на верхнем мостике у приборного отсека.

Королев хорошо его запомнил. Когда однажды по какой-то причине на верхнем мостике оказался другой солдат, он потребовал от командования вернуть Горбатенко.

После демобилизации Горбатенко пришел к нам на работу. Он стал одним из мастеров, а потом и заместителем начальника сборочного цеха. Основное время Костя Горбатенко находился на полигоне. Вот его, прилетевшего вместе с нами, я хотел еще раз распроситъ о том, как он проводил испытания раскрытия антенн. Костя Горбатенко признался, что ему тоже казалось, что раскрытие идет вяло.

- Очень уж толстый кабель надо было разгибать при открытии, - сказал Горбатенко.

Цыбин и начальник конструкторского отдела Болдырев - оба стреляные волки. Но чем черт не шутит! Вместе с Цыбиным и Болдыревым раскручиваю технологию испытаний в обратном порядке.

Ну конечно! В камере холода, на минус 50 градусов все конструкции проверялись без хлорвиниловой обмотки.

- Григорий Григорьевич, - говорю я Болдыреву, - срочно кабель обмотать этой самой лентой - и в камеру! Заморозить! Нас троих осенила одна и та же догадка!

- Тут и морозить нечего, заранее знаю - трубка окаменеет! - Предсказывает Болдырев.

- Пока не окаменеет, никому ни слова!

Я сел за телефон и разыскал на НИП-14 Слесарева. Попросил его подумать вместе с тепловиками и "раушенбаховцами", при какой ориентации солнышко будет греть места на сгибе кабеля.

- Думаю, что Солнце греть не будет, эти места затеняются солнечными батареями.

Через три часа пребывания в камере холода обмотанный хлорвиниловой лентой и без того негибкий кабель действительно "окаменел".

Так была установлена наиболее вероятная причина. Теперь требовались мероприятия "с гарантией". Выручить могли Вильницкий и Сыромятников. Они скептически относились к конструкциям пружинных механизмов, разрабатываемых без их участия в других отделах. Я предложил им разработать электромеханический привод
194
"дожатия", так чтобы после раскрытия была полная гарантия приведения антенных штанг в штатное положение.

- Ради общего дела спасем Цыбина и Болдырева, - обещал Вильницкий.

Для Сыромятникова - будущего конструктора стыковочных агрегатов всех "Союзов", "Прогрессов", "Салютов", "Мира" и даже "Спейс шаттла" - "дожатие" было простой задачей, но "Молнию-1" оно в тот период спасло. Такое сравнительно простое мероприятие позволяло на всех служебных уровнях утверждать, что "все будет в порядке, мы ввели коренные улучшения конструкции".

По окончании работы всех комиссий и групп никаких санкций, кроме сильных выражений со стороны СП, не последовало. Оперативные группы, а следовательно, и все службы, связанные с разработкой и будущей эксплуатацией "Молнии", получили возможность испытывать и экспериментировать с летающим объектом без ограничений. Все, кроме системы ретрансляции, работало безотказно. Спутник "Молния-1" № 1, названный в сообщении ТАСС "Космос-41", просуществовал девять месяцев.

Мы получили уверенность в схеме выведения на орбиту нового класса спутников. Удалось проверить работу систем в условиях длительного полета, получить опыт управления, коррекции орбиты - все, кроме связи.

Доработки следующих спутников по результатам этого первого полета заняли много времени. "Молния-1" № 3 была отправлена на полигон только в марте 1965 года. Запуск состоялся 23 апреля 1965 года. Восьмимесячный перерыв надо списать на ошибки в наземной отработке двух предыдущих.

Период с августа 1964 по апрель 1965 года был настолько заполнен другими событиями на Земле и в космосе, что работы по "Молнии-1" отошли на второй план.

Готовился запуск "Восхода" с тремя космонавтами - Комаровым, Феоктистовым и Егоровым. Отработка новых принципов приземления с использованием порохового двигателя мягкой посадки сопровождалась своими "маленькими трагедиями". Одной из них была уже упоминавшаяся гибель использованного по указанию Королева в качестве экспериментального макета спускаемого аппарата "Востока-2". Музеи космонавтики лишились редкостного экспоната - спускаемого аппарата космонавта № 2 Германа Титова.

10 октября 1964 года "Восход" был запущен. Через сутки, несмотря на просьбу экипажа о продлении полета, произведена благополучная посадка.

Этот полет по времени совпал с "дворцовым переворотом" - свержением Хрущева и началом эры Брежнева. Первые месяцы после
195
этих событий партийному и государственному аппарату было не до нас.

У нас между тем тоже были заботы, на время заставившие забыть о "Молнии-1". Вслед за успешным полетом "Восхода" началась подготовка "Восхода-2" с задачей выхода человека в открытый космос. Это снова была инициатива Королева. Никто "сверху" не обязывал, а "снизу" не настаивал на таком эксперименте. В открытом космосе первым должен быть советский человек! Эта задача требовала серьезной доработки космического корабля, создания специального скафандра, большого объема экспериментальных работ.

18 марта 1965 года Алексей Леонов провел в открытом космосе 12 минут и 9 секунд. После его благополучного возвращения в корабль и таким образом выполнения главной задачи - "впервые в мире" - случилась многократно описанная история с отказом автоматической системы ориентации и использованием ручного управления для возвращения на Землю. Затем последовала многодневная эпопея спасения экипажа после приземления в глухую тайгу.

Совместно с Павлом Беляевым в 1969 году мы выполняли обязанности ночных дежурных в Евпатории во время полета космических кораблей "Союз-6", "Союз-7" и "Союз-8". Я не раз слушал рассказы о событиях, сопровождавших полет "Восхода-2". Только той ночью из спокойной беседы с Беляевым я осознал, как мы были близки к космической трагедии - возможности гибели Беляева и Леонова на орбите. Возвращение их на Землю при технике того времени я до сих пор считаю великим везением. Трагедия произошла с самим Беляевым менее чем через год после этой нашей ночной беседы. Он погиб во время операции в том самом госпитале имени Бурденко, в котором меня лечили по поводу загадочной болезни в 1957 году.

Полету "Восхода-2" предшествовали запуск к Марсу, получивший известность как "Зонд-2", и две очередные неудачные попытки мягкой посадки на Луну. На этот же период приходились ожесточенные дебаты по Н1-Л3.

Тем удивительнее, что запущенная 23 апреля 1965 года "Молния-1" №3 оказалась в полном порядке. В зале управления НИП-14 бурю восторга вызвало сообщение, что при первой же попытке ориентации антенна "уцепилась" за Землю. Я поздравлял Бориса Медведева: его оптические датчики устойчиво следили "за краем Земли" - и Владимира Сыромятникова, который обеспечил "дожатие" и впервые осуществлял по сигналам Медведева повороты параболы.
196

Впрочем, еще раз мы убедились, как опасно в нашем деле радоваться раньше времени. Получив от телеметристов доклады о полном порядке на "борту" и устойчивой работе приводов, ориентирующих одну из параболических антенн на просторы нашей страны от Москвы до Владивостока, я вопросительно посмотрел на Капланова. Теперь дело было за ним.

- Будем включать?

Все с нетерпением ждали самого торжественного момента - команды на включение ретранслятора.

- Включайте, - согласился Капланов.

Бачурин срывающимся от напряжения голосом сообщил Уссурийску, что мы включаем ретранслятор, и потребовал немедленного доклада о появлении сигнала. Уссурийск успокоил, что они готовы. Их системы контроля орбиты и телеметрия устойчиво принимают борт. Наземные антенны "Сатурна" ведут объект по целеуказаниям.

После выдачи команды на включение ретранслятора ждали от телеметристов доклада о броске тока потребления и, самое главное, подтверждения по датчикам излучения факта начала работы ретранслятора.

Таких докладов не последовало. Неужели команда не прошла?

- Повторить команду!

Что за чертовщина? Бачурин проверяет, и ему докладывают:

- Квитанция о прохождении команды на "борт" вторично получена!

Стало быть, радиотехника ни при чем. Что-то случилось в нашей бортовой схеме. С Куприянчиком и Шустовым прослеживаем по затертой схеме путь прохождения команды от бортового дешифратора до силового переключателя, подающего питание на ретранслятор. По дороге стоит одно-единственное реле. Если его контакты окислились или под них угодила "посторонняя частица", будет такая картина отказа. В ситуациях, когда торжество грозит перейти в растерянность, все ждут указаний руководителя. Я был старшим и по положению, и по степени моральной ответственности.

В такие минуты всплывают из глубин памяти давно забытые случаи. Старый монтерский опыт (где, когда, откуда - не помню!) подсказал, если контакты окислились или что-нибудь под них попало, надо пытаться очистить их повторными ударами. Теперь мне кажется, что это был какой-то внутренний голос.

- Повторяйте команды! - только и сказал я.

С интервалом в 20 секунд началось повторение команд. В зале стояла напряженная тишина. Уже перевалило за десять попыток.

Капланов вопросительно посмотрел на меня. Он ничего не сказал, но я его понял: не пора ли остановиться?
197

- Продолжать подачу команд! - сказал я уже с упрямой злостью.

Не могу вспомнить, на пятнадцатой или семнадцатой попытке раздался срывающийся от волнения крик: "Есть включение!" Я не верил. Шуруй подтвердил - потребление по току скачком возросло до расчетной величины. "Тридцать пятый докладывает о приеме несущей", - кричал дежурный по связи с Уссурийском. Капланов подошел, обнял меня. Только после этого я почувствовал, что спина мокрая (думаю, не у меня одного). Рукопожатиями обменивались без соблюдения субординации. Совершенно не помню, какие произносились слова при первом историческом разговоре через космос с Уссурийском и потом с Владивостоком.

Не теряя времени, решили перейти к опытам по передаче изображений. В ту и другую" сторону давали тест-таблицы. Талызин вместе с Фортушенко и представителям ВНИИТа насчитали 350 - 400 строк и 7 - 8 градаций яркости. Для начала вполне удовлетворительно!

За все эти первые часы Королев ни разу не позвонил. Я сел к телефону и начал его разыскивать. Только взглянув на часы, понял, что ему пора быть дома. Но СП оказался у себя в кабинете. Усталым голосом он расспрашивал, убежден ли я, что все будет в порядке. Никаких поздравлений. Видимо, мыслями он отключен от "Молнии". Неожиданно он сказал:

- Ну, слава Богу, будем передавать Решетневу не полуфабрикат, а работающую систему.

Лучше бы он этого не говорил! Это был удар, который в его сознании и действиях уже готовился, но мы еще надеялись - авось пронесет и Главный одумается.

Проверка работы всего связного комплекса на линии Москва - Владивосток проводилась нами с азартом игроков, которым вдруг повезло после полосы неудач. Так хотелось показать Дальнему Востоку демонстрацию 1 Мая и парад по случаю 20-летия Великой Победы, Москве показать морской парад Тихоокеанского флота во Владивостоке. Все это получилось! Наконец-то отыгрались! Мы получили личную благодарность секретаря Приморского крайкома КПСС. Он вначале благодарил Псурцева. Из ЦК ему подсказали, чтобы по ВЧ позвонил Королеву. Королев передал нам на НИП-14 дальневосточное поздравление.

После того как была проверена телефонная связь на 30 каналов и подтверждена возможность передачи программ радиовещания, решили рискнуть и провести коррекцию орбиты, чтобы увеличить продолжительность сеансов связи.

Запуск корректирующего двигателя в космосе в те времена продолжали считать рискованным предприятием. Вдруг рванет, или не
198
сработает интегратор по достижению заданного импульса. Если негерметичность - может быть и пожар! А еще хуже - потеря стабилизации, и тогда орбита будет испорчена.

И поныне у создателей ракеты, как бы они не храбрились, при старте, пока работает двигатель, что-то резонирует в душе во время репортажей телеметристов: "Давление в камере устойчивое, полет нормальный!"

Первая коррекция орбиты "Молнии-1" у нас получилась отлично!

Цветное телевидение тогда было еще "редким деликатесом". Тем не менее приехавший из Ленинграда Игорь Росселевич и Фортушенко настоятельно просили не откладывая провести эксперименты по обмену цветными программами с Владивостоком. И это удалось!

Цветные картинки, передаваемые из Владивостока в Щелково, доставляли мне не меньшее удовлетворение, чем первые изображения обратной стороны Луны, полученные за шесть лет до этого в Симеизе.

Реабилитация была полной. На заводе форсированно заканчивалась сборка следующей "Молнии-1" № 4. Из ЦК пришло требование гарантировать телевизионные передачи ноябрьских праздников. Устинов позвонил Королеву и сказал, что Дальний Восток без московского телевидения больше жить не хочет, а если мы подведем, то секретарь крайкома будет жаловаться непосредственно Брежневу.

Невольно напрашивается сравнение реакции высшего политического руководства страны 1965 года на требование дальневосточников по поводу телевидения с вопиющей необязательностью центральной власти по отношению к жизнеобеспечению Приморского края и Севера России 30 лет спустя!

Мы почувствовали, что наша работа необходима не только обороне, политике, престижу государства, науке и потомкам, но и тысячам простых людей - наших современников. Они радуются нашим успехам, непосредственно ощущая их у себя дома.

Мы тоже ликовали.

Цветные передачи из Владивостока радовали не художественным содержанием, а самим фактом своего появления.

Художник, закончив картину, всматривается в нее с чувством творческого удовлетворения. Мы испытывали нечто подобное, глядя на экраны первых цветных кинескопов, когда шла передача тестовой таблицы из Владивостока.

Но к радости подмешивалась досадная горечь. Тому были две причины.

Первая. Еще на "Молнии-1" № 1 было замечено быстрое падение мощности солнечных батарей. Особого огорчения это явление
199
нам не доставило, потому что при неоткрытых антеннах электроэнергию не на что было тратить. Но на № 3 мощность, снимаемая с каждого квадратного метра, после трех месяцев работы начала снижаться быстрее самых пессимистических расчетов. Вместе с Николаем Лидоренко мы разработали обширную программу исследований, чтобы установить причины этого явления. По прогнозам при такой интенсивности деградации жизнь спутника оборвется где-то в ноябре. Если к этому времени не будет запущена следующая, четвертая по счету, "Молния-1" или она "пойдет за бугор", то возмущение дальневосточных телезрителей с последующими партийными неприятностями неизбежно.

Поэтому вместе с заводом мы форсировали четвертый номер, не задерживая его на доработку солнечных батарей. Мероприятий по "Солнцу" набиралось уже много, и решили их внедрить с пятого или шестого номера.

Второй причиной для горечи было твердое намерение Королева освободиться от всяческих "Молний" вообще. "Будем передавать в Красноярск, Решетневу", - это он твердо сказал в начале 1965 года, а разговоры были еще и в 1964 году. После первой удачи мы надеялись, что наш Главный, получив непосредственные благодарности "от народа", передумает и тематика останется за нами. У Дудникова, Шустова, Куприянчика, команды Раушенбаха, у наших смежников-связистов столько новых интересных предложений!

Мы совсем недавно расставались с "Зенитами", в которые вложили много новых творческих замыслов. Теперь снова надо бросить уже ставшее родным создание! Дудников решился и написал Королеву слезную докладную, в которой доказывал пагубность его намерений о передаче "Молний". Королев усмотрел в этом мои происки.

Был трудный разговор, во время которого я снова был приперт к стенке провалом работ и огромным весом оборудования в проекте лунной экспедиции. Кончили тем, что СП заявил о своем намерении слетать самому, как он сказал, "на Енисей" и там на месте все решить окончательно. Оставалась небольшая надежда, что там, "на Енисее", Решетнев, сославшись на перегрузку ракетными делами, плохую работу завода, трудные отношения с местным руководством, не захочет брать на себя новое задание.

Здесь позволю себе сделать отступление, чтобы читателям было понятно, где на самом деле располагался наш филиал № 2, в котором Михаил Решетнев был начальником и заместителем Главного конструктора.

Пока мы разрабатывали ракеты и только еще начали потрясать мир успехами в космосе, атомщики строили закрытые города и подземные заводы, по сравнению с которыми знаменитый немецкий
200
"Миттельверк" под Нордхаузеном выглядел как мануфактура XVIII века. Эти города официально назывались "закрытые административно-территориальные образования" (ЗАТО). Вначале ЗАТО различались номерами почтовых ящиков. Потом им присвоили наименования по названиям ближайших крупных городов. Так появились Арзамас-16, Челябинск-40, Пенза-19, Красноярск-26, Красноярск-30, Томск-7 и другие. Каждый имел свою специализацию в сложнейшем технологическом процессе разработки и изготовления ядерного оружия.

ЗАТО - это города, которые легко обнаружить на космических фотоснимках, но нельзя отыскать ни на одной из открытых географических карт, несмотря на то, что численность населения некоторых закрытых городов достигает 100 000 человек.

ЗАТО начали строить вскоре после войны еще во времена Первого Главного Управления, которым командовал Лаврентий Берия. После 1953 года вся атомная промышленность была объединена в Министерство среднего машиностроения.

У всех городов Минсредмаша есть много общего не только по задачам. Построенные в разных по природным условиям регионах, они тем не менее во многом схожи по архитектурному облику, условиям жизни и быта населения,

Город, в котором предстояло работать филиалу № 2 ОКБ-1, назывался Красноярск-26. Строительство этого города начинали в 1949 году военные строители и заключенные. В 60 километрах к северу от Красноярска на берегу Енисея еще была нетронутая тайга на невысоких сопках. Основным объектом, ради которого возводился город, был так называемый горно-химический комбинат - грандиозный подземный завод по производству атомной взрывчатки. Атомные реакторы - основное оборудование завода - располагались на глубине 250 метров. Такой земляной колпак был надежным укрытием на случай ракетно-ядерной войны. В то же время (это позднее показал опыт Чернобыля) случись что на такой глубине под землей, для окружающего наземного мира опасности не будет. Первый реактор был введен в действие в 1958 году. Его продукция - важнейший стратегический материал плутоний-239 - служит взрывчатым веществом атомных и запалом водородных бомб. С пуском первого реактора горно-химический комбинат вступил в число действующих предприятий важнейшего стратегического значения. Строительство под землей продолжалось еще 10 лет! В 1961 году вошел в строй второй, а в 1964 - третий реактор, обеспечивающий теплом весь город. Только в 1969 году подземный гигант вышел на полную проектную мощность.
201

Приказ Госкомитета по оборонной технике, которому подчинялись ОКБ-1 и МСМ - хозяин Красноярска-26, о создании филиала № 2 появился 4 июля 1959 года. Для престижа у местной власти филиал № 2 именовался как ОКБ-10.

Никакого отношения к атомной технике тематика нашего филиала не имела. Но руководство двух министерств правильно рассудило: незачем заводить новую зону, если на поверхности вблизи подземного горно-химического комбината уже строится город. Туда и было предложено переехать Решетневу с группой энтузиастов.

Город располагался в закрытой зоне диаметром свыше 18 километров. По всему периметру зона надежно охранялась и была защищена многорядной колючей проволокой под напряжением. На многие километры растянулся колючий забор и вдоль берега Енисея.

В 1959 году строительство "социалистического" города шло полным ходом. Уже действовали кинотеатр, первые школы, пионерлагерь, поликлиники, больница, магазины, музыкальная школа, парк культуры и отдыха, Дворец пионеров и школьников, была построена плотина, которая перекрыла приток Енисея - реку Кантат и образовала чудесное городское озеро. Большой заслугой создателей Красноярска-26 было интенсивное жилищное строительство. Коллектив филиала № 2, по сравнению с тремя нашими другими "новообразовавшимися" - днепропетровским, уральским и куйбышевским - по социально-бытовым условиям, в центре Сибири, был в лучшем положении, и даже по сравнению с коллективом основного ОКБ в Подлипках. У нас в то время еще стояли многие десятки бараков, в которых жили рабочие и специалисты - ракетостроители без элементарных жизненных удобств. Тысячи людей мечтали хотя бы о комнатушке в коммунальной квартире. На личный прием к Королеву и Туркову записывались в очередь сотни, 90% пришедших на прием просили о жилье.

Так было в 18 километрах от Москвы. Не лучше было и в самой Москве. Разительно лучше было в тайге, в 60 километрах от Красноярска.

Первой задачей Решетнева было конструкторское сопровождение серийного производства разработанных нами и сданных на вооружение ракет средней дальности Р-11М. Серийное производство осваивал Красноярский машиностроительный завод. Там же было организовано и производство двигателей Исаева, как для этих ракет, так и для ракет подводных, которыми занимался Макеев. Я впервые побывал в Красноярске-26 летом 1969 года. Филиала № 2 уже не было. Решетнев был главным конструктором и директором самостоятельного "почтового ящика". Второй раз я посетил Красноярск-26 только в ноябре 1994 года в связи с 70-летием академика,
202
Героя Социалистического Труда, генерального директора и генерального конструктора НПО прикладной механики Михаила Федоровича Решетнева.

И в первое посещение и 25 лет спустя закрытый город приятно удивлял чистотой, уютом, патриархальной дисциплиной и интеллигентностью. Обращали на себя внимание геометрическая строгость в планировке улиц, необычное для провинциальных городов вписывание в природный рельеф жилых корпусов, отсутствие деревянных развалюх, покосившихся заборов и бараков - общежитий. В годы острого дефицита магазины закрытого города снабжались намного лучше ближайшего к ним краевого центра. Больницы, поликлиники, детские сады, профилактории разительно отличались от "среднерусских" своей чистотой, богатым оснащением, отсутствием очередей. Дисциплина труда и строжайший порядок, связанный со спецификой производства, были выше, чем где-либо в стране. Не только въезд, но и выезд из закрытых городов разрешался далеко не каждому.

Летом 1960 года Королев вместе с Ниной Ивановной уже побывали на Енисее. Город имел еще не столь законченный вид, каким я его увидел спустя восемь лет, но удивил даже много повидавшего Королева. Он провел несколько дней в этом настоящем "атомграде". Имея возможность своими глазами увидеть условия жизни и работы коллектива филиала № 2, Королев окончательно уверился в правильности своего решения по выбору места и времени создания новой организации и убедился, что не ошибся в назначении ее руководителя. Молодой Решетнев, конечно, жаловался по мелочам, но при этом не ныл и оставался оптимистом.

Чувствуя большое будущее, Решетнев и его молодые ребята не испугались космического задания. О пересмотре решения уже не могло быть и речи. Более того - последовала директива принять решетневских специалистов, все показать и готовить к передаче документацию. Соответствующую команду получил и Турков: закончить партию из семи штук, готовить к передаче технологические приспособления и весь задел. Если надо будет, оказывать помощь изготовлением трудоемких деталей.

Успешная работа "Молнии-1" № 3 (в печати, конечно, № 3 не упоминался) изменила отношение к перспективам спутниковой связи в консервативных кругах специалистов Минсвязи. В то время шла дискуссия о выборе стандарта для цветного телевидения. Во Франции была разработана система "Секам", которую не желали принимать США и Англия. У советских сторонников французской системы появилась идея организовать обмен цветными телевизионными программами между Москвой и Парижем. Для этого готовили
203
"Молнию-1" №4. Запуск состоялся 14 октября 1965 года - через 10 дней после запуска Е-6 № 11, закончившегося аварией в сеансе торможения у Луны. "Молния-1" № 4 начала успешно работать на второй день после запуска. В печати было объявлено - второй спутник "Молния-1". Этот запуск был нужен нам не только для построения системы связи. Мы получили необходимые доказательства повышения надежности носителя 8К78 и в какой-то мере реабилитировали себя после очередной "жесткой" посадки на Луну.

6-8 ноября через новый спутник были переданы праздничные программы. 27 ноября начались эксперименты с передачей цветного изображения во Францию. Французские специалисты дали высокую оценку качеству изображения и предложили нам готовить прием цветной программы из Парижа.

В это время ток солнечных батарей на предыдущей "Молнии-1" № 3 начал катастрофически быстро падать. По прогнозам, спутнику оставалось жить не более двух недель!

Но и на "Молнии-1" № 4 через две недели появились признаки начавшейся деградации. На Госкомиссии мы приняли решение для экономии электроэнергии с целью полного заряда буферных батарей ограничить сеансы связи до четырех часов в сутки.

Для переговоров по поводу цветного телевизионного обмена через космос между Москвой и Парижем в Москву прибыла французская делегация во главе с заместителем министра почт и телеграфа. К встрече с иностранцами ни меня, ни других работников ОКБ-1 не допускали. Исключение сделали только для Дудникова. Мы были персонами секретными. Упаси Бог, еще выболтаем во время банкета что-либо о неприятностях с солнечными батареями. Но мой заместитель по оперативной группе Аркадий Бачурин уверял, что на банкете, который формально устраивало Министерство связи, он, сменив офицерскую форму на гражданский костюм, сидел между главой французской делегации и его любовницей.

Всеобщую потеху вызвал маскарад, который устроили в Щелкове на НИП-14 в связи с демонстрацией французам центра управления спутниками связи. Все офицеры и солдаты были переодеты в гражданское. Офицеры имели свои собственные "цивильные" костюмы, а с солдатами было много хлопот. Большинство солдат были стрижены наголо. Сторонний наблюдатель легко мог догадаться, что здесь что-то не так.

Французы остались очень довольны экскурсиями, встречами и первыми телевизионными обменами через космос. Они уехали, а мы продолжали работу теперь уже над созданием системы. В производстве были еще три спутника.
204

Для последующих аппаратов накопилось много предложений, требовавших серьезных доработок. Мы убедились, что время жизни в космосе определялось солнечными батареями. Поэтому было решено начиная с № 6 изменить технологию изготовления самих фотоэлектрических преобразователей, усилив их защиту, и установить дополнительные закрытые до поры резервные солнечные батареи, которые можно по мере деградации основных открывать и подключать к системе питания.

Росселевич и Брацлавец настояли на установке специальной телевизионной камеры, позволяющей наблюдать за Землей с различных точек орбиты:

- "Молния" - это не только связь, она позволит прогнозировать погоду и подскажет "Зенитам" места для детальной фоторазведки!

От такого предложения грех было отказываться. Сроки пуска уходили на первый квартал 1966 года, и не все успевало к этому времени.

Перед Новым годом мы с Керимовым срочно собрали главную оперативную группу, заслушали доклады о состоянии "борта" в связи с заданием - обеспечить передачу на Дальний Восток новогоднего обращения Генерального секретаря ЦК КПСС. Надо было зарядить буферные батареи так, чтобы не сорвать передачу во время сеанса связи. Это задание "государственной важности" было выполнено.

Между тем деградация солнечных батарей протекала с такой интенсивностью, что со дня на день можно было ожидать полный отказ системы электропитания спутника № 4.

Однако ему суждено было выполнить еще одну историческую миссию. Через "Молнию-1" №4 во Владивосток удалось провести телевизионную передачу о похоронах Королева. Через месяц после похорон Королева эксплуатация спутника прекратилась.

"Молния-1" № 5 прибыла на полигон в феврале 1966 года. Испытания на технической позиции по времени совпали с кончиной № 4. Дальний Восток остался без программы московского телевидения. Незамедлительно последовали жалобы Приморского крайкома в ЦК КПСС. Керимов в качестве председателя Госкомиссии и одновременно начальника 3-го главного управления MOM должен был выдерживать претензии ЦК, ВПК и своего министра.

На удивление тихо вело себя Министерство связи. Без "Молнии-1" там было гораздо спокойнее. Дело было в том, что в то время разгорелись ожесточенные споры между министерствами, кто же должен быть заказчиком и будущим хозяином системы спутниковой связи. Пока эту роль выполняла Госкомиссия с помощью оперативных групп и нашего ОКБ. Мы предлагали передать свою
205
головную роль (и, соответственно, боль) Минсвязи. Но оно кивало на Минобороны. Спор затянулся. Создавалось глупое положение. Чиновников Минсвязи вполне устраивало, что ответственность за эксплуатацию новой системы несут ее создатели. Талызин пытался нам помочь, но ему дали понять в аппарате Минсвязи, что, пока могут быть срывы, принимать в эксплуатацию космическую систему нельзя. Мы клятвенно обещали восстановить связь в течение марта.

Запуск "Молнии-1" №5 состоялся 27 марта. И надо же такому случиться! Носитель отправился "за бугор". Опять авария третьей ступени! К счастью, в это время на полигон прибыла следующая "Молния-1" № 6. Для ее подготовки, учитывая внутриполитическое напряжение, ввели круглосуточный режим, и уже 25 апреля ее вывели на штатную орбиту. На следующий день была восстановлена телевизионная связь с Владивостоком. Однако № 6 оказался невезучим. В сентябре из-за отказа системы питания связь снова прекратилась. Вполне устойчивая работа спутниковой системы связи на базе "Молнии-1" началась только с № 7. На № 7 были осуществлены все придуманные нами и ВНИИТом мероприятия по продлению работоспособности солнечных батарей. Запущенный 20 октября 1966 года, этот последний спутник нашей серии находился в непрерывной эксплуатации до января 1968 года!

"Молния-1" №7 стала той эстафетной палочкой, которую в космосе мы передали Красноярску-26.

Короткие жизненные циклы "Молнии-1" первой серии так и не позволили создать систему из трех одновременно работающих спутников, что обеспечивало бы круглосуточную связь. Решение этой задачи передавалось новому коллективу. Мы перестали горевать и радовались их быстрым успехам. 25 мая 1967 года красноярцы запустили первый спутник, изготовленный по нашей документации практически без изменений. До конца шестидесятых годов было выведено на "молниевскую" орбиту еще семь спутников.

Вместе с Каплановым в 1965 году мы начали работу над новым перспективным проектом спутниковой системы связи. Эту систему назвали "Молния-2". Над проектом нового спутника трудился Борис Супрун - проектант, как говорили, "милостью Божьей". Основное отличие "Молнии-2" от "Молнии-1" состояло в использовании сантиметрового диапазона волн. Это давало возможность увеличить пропускную способность, совместить передачу телевидения с многоканальным телефоном и применить антенны узкой направленности, освещая не всю видимую со спутника территорию, а выборочно по временным поясам. В сантиметровом диапазоне были заинтересованы военные для своих закрытых каналов связи с пространственным
206
разделением. Эскизный проект "Молнии-2" мы также передали в Красноярск.

Успехи в космосе были закреплены созданием новых наземных станций, разработанных специально для ретрансляции телевизионных программ и телефонной связи. Инициатива создания таких станций принадлежала Фортушенко и Богомолову. Разработку проекта антенной системы этих станций осуществляло ОКБ МЭИ. Алексей Богомолов очень гордился этой работой. Станции получили название "Орбита". До 1967 года было построено 20 таких земных станций. Любой населенный пункт, построивший у себя "Орбиту", получал возможность приема московских телепрограмм. К 1984 году их было уже более 100! Башни "Орбит", увенчанные параболическими антеннами диаметром 12 метров, стали предметом особой гордости местных властей, подтверждающих такой достопримечательностью свою причастность к успехам космонавтики.

НПО ПМ, возглавляемое Решетневым, непрерывно улучшало последующие аппараты "Молнии-1". Космическая связь получила полное признание, потребовалось увеличивать число спутников, но организация серийного производства была не под силу опытному заводу в Красноярске-26. Серийное производство было организовано Минобщемашем на Омском машиностроительном заводе. Там тоже нашлись энтузиасты, которые создали свое ОКБ. Теперь их организация именуется ПО "Полет" - в память о том, что в Омске делали и знаменитые во время войны боевые самолеты.

Общее число запущенных "Молний" перевалило за полторы сотни. "Молнию-1" начали теснить ее новые удачные модификации "Молния-2" и "Молния-3".

Однако "Молния-1" если и погибнет, то не в силу морального старения, а по причине катастрофической деградации российской экономики. В Красноярске-26 началась разработка первых отечественных спутников связи для геостационарной орбиты. Тут снова потребовалось наше участие.

Со дня основания НПО ПМ разработало более 30 типов космических аппаратов для различных систем связи, телевидения и навигации. Для вывода новых спутников на геостационарную орбиту Решетневу потребовался более мощный носитель, нежели 8К78. Наш старый заслуженный четырехступенчатый носитель 8К78 от спутника "Молния-1" унаследовал наименование "Молния". Оба они: и носитель, и спутник - давно вылечились от детских болезней. Новым спутникам, желающим попасть на геостационар, пришлось переселиться на челомеевский "Протон", для которого мы разработали специальную четвертую ступень - блок "Д". Разработка системы управления этим блоком была поручена Николаю Пилюгину.
207

На основной территории НИИАПа была перегрузка, и Пилюгин поручил разработку системы управления блоком "Д" своему филиалу. Филиал НИИАПа находился на Филях, его руководителем был Владимир Лаврентьевич Лапыгин, занявший после смерти Пилюгина пост генерального конструктора и директора НПО АП.

Когда я по делам блока "Д" впервые приехал к Лапыгину на Фили, то обнаружил, что нахожусь на территории, именовавшейся в начале тридцатых годов "дачи". Здесь, на высоком берегу Москвы-реки, действительно были дачи, в которых некогда жили немецкие специалисты - представители фирмы "Юнкерс". В 1930 году я чем-то провинился перед мастером электроцеха завода № 22 и он "для воспитания" послал меня на эти дачи менять электропроводку. Эта сдельная работа была очень невыгодной. Но место было чудесное. Два года спустя под этим крутым берегом я сдавал нормы ГТО по плаванию с гранатой. Теперь вдоль берега протянулся глухой бетонный забор, увенчанный колючей проволокой. Мутная вода некогда чистейшей реки была забита строительным мусором.

Я поделился своими воспоминаниями о прошлом этих некогда прекрасных мест с их теперешними хозяевами. Они резонно заметили:

- В годы вашей молодости здесь был чистый берег, чистые воды. Теперь мы работаем здесь в чистых лабораториях, чтобы сдать вам чистые приборы.

Внутренняя культура лабораторий, чистота в производственных цехах НИИАПа и его филиала были безусловно личной заслугой Пилюгина.

Система управления блоком "Д" после обычных для любой новой космической разработки начальных неприятностей заняла прочное место среди долгожителей современной космонавтики. Все типы отечественных спутников, выводимых на высокоэллиптические - "молниевские" - орбиты или на геостационарную орбиту, использовали начиная с 1964 года и до конца XX века будут использовать только два типа носителей: "Молнии" и "Протоны". Их конструкции и системы остаются синтезом творчества школ Королева, Челомея, Глушко, Косберга, Пилюгина, Кузнецова, Рязанского, Бармина, Исаева. Когда на смену постиндустриальному обществу придет информационное, эти имена должны сохраниться в его долговременной памяти.
208

далее
в начало
назад
12 октября-Хл.

Рейтинг@Mail.ru Топ-100