1959-1987
А.В.Чечулин
Летчик-испытатель, капитан.
Родился 31 августа 1959 года.
В 1980 году окончил Борисоглебское ВАУЛ, оставлен в нем лётчиком-инструктором.
В 1985 г. поступает в ШЛИ МАП одновременно с А.Ю.Гарнаевым.
В начале марта 1987 года троим слушателям — М.Алыкову, А.Чечулину и А.Гарнаеву старший летчик ОКБ Микояна В.Е.Меницкий предложил работать по окончании Школы на микояновской фирме.
Погиб 17 апреля 1987 года при выполнении полета по программе ШЛИ на Су-15.
Вспоминает А.Ю.Гарнаев:
Пятница, 17 апреля 1987 года была хмурой: холодный сырой ветер, плотная толстая облачность …
Артур в это же время с инструктором Владиславом Ильичом Лойчиковым должен выполнить два контрольных полёта на Су-пятнадцатой спарке: соответственно, первый – на разгон предельной сверхзвуковой скорости или «Маха» (то есть «числа M полёта» – отношения, показывающего, во сколько раз истинная скорость полёта летательного аппарата больше скорости звука), второй – на набор сверхзвукового статического потолка (максимальной высоты, достигаемой в установившемся наборе на оптимальной сверхзвуковой скорости). Все слетали по полёту. Артур с Владиславом Ильичом поменяли последовательность своих заданий – сначала сходили «на потолок». Самолёты заправили, и мы пошли на второй полёт. Утюжу виражи-спирали в «четвёртом квадрате» – ближней приаэродромной зоне. Положенное топливо выработано. Захожу на посадку. Перед нами взлетает Су-15УМ Артура с Лойчиковым. Они, не выключая форсажей, набирают одиннадцать тысяч метров (11 км – опорная высота для сверхзвуковых разгонов) и начинают «гнать предельный Мах». В воздухе довольно тихо, самолётов летает мало: мы, да ещё парочка тяжёлых машин – кажется, «школьные» Ил-18 и Ту-134. Редкие фразы стандартного радиообмена, короткие штатные доклады… Длинные паузы… Вдруг… В эфире неожиданно – быстрая скороговорочка Владислава Ильича Лойчикова, что-то вроде: – Отказ управле… КАТАПУЛЬТИР… Полуторасекундный доклад – и опять тишина… У всех услышавших одну эту радиофразу – недоумение, лавинообразно перерастающее в огромную напряжённость. На выносном экране локатора у руководителя полётов (РП) – застывшая метка самолёта. Несколько циклов обзора – и метка, расплываясь, исчезает с индикатора. В эфир безответно несутся молитвенные запросы РП, обращённые к позывному Артура и Владислава Ильича: – Ответьте… – Доложите обстановку… – Ваше место… В ответ – тишина. На стоянках люди нервно курят, перебрасываются какими-то обрывками фраз, зачастую не понимая вопросов и не слыша ответов. Все работающие здесь, на испытательном аэродроме, уже не раз и не два сталкивались с подобными ситуациями и потому, лихорадочно перебирая предположения, отчётливо осознают: ясность сейчас не внести никому! Остаётся лишь один тяжкий удел – невыносимое ожидание возвращения ушедших на поиск спасательных вертолётов. Прошло около двух часов. Нервы натянуты как струны. Позвонили с «вышки» КДП (командно-диспетчерского пункта управления полётами): поступил доклад от спасателей… оба лётчика катапультировались и найдены в тяжёлом состоянии. Подобравший их вертолёт подходит к аэродрому. Спасательный Ми-8 садится на бетонную площадку прямо у здания Школы. Здесь уже ждут санитарные машины, лётчики, аэродромный персонал. Сначала выносят носилки с Лойчиковым. Он выглядит ужасно: босой, в изорванном в клочья высотном обмундировании. На голове – лётный защитный шлем ЗШ-5, его на случай возможной травмы головы будут аккуратно снимать только врачи. Лицо – непонятного синего цвета, губы постоянно шевелятся: он словно пытается с усилием что-то сказать, но даже шёпота не слышно. Артура выносят вторым. Он тоже без ботинок, лётный костюм разодран в лохмотья, левая рука как-то неестественно вывернута через верх… А лицо совершенно спокойно – он без сознания. ЗШ-5 на его голове – нет! Санитарные машины увозят их в жуковскую городскую больницу, оттуда приходит первичная сводка: рентген показал, что у обоих много различных переломов. Состояние Лойчикова тяжёлое. Чечулин в сознание не приходит: сильная травма головы, его решено немедленно перевезти в Институт нейрохирургии. Уже позже, после выписки из госпиталя Владислава Ильича Лойчикова, из его собственного рассказа мы детально узнали, как развивалась вся ситуация: Выйдя на прямую, не выключая форсажей, они «погнали в горизонте», то есть с разгоном на строго неизменной высоте 11 километров, предельно допустимый Мах – под «двойку». Разгон шёл нормально, и в самом его конце, когда заданная предельная скорость была уже почти достигнута, и нужно было разворачиваться вправо, в сторону аэродрома – самолёт начал плавно крениться влево. Лойчиков по самолётному переговорному устройству спросил у Артура: – Ты зачем пошёл влево? – Это не я, он сам! – ответил Артур. Ручка управления оказалась намертво – «колом» заклиненной. Самолёт, сначала плавно, а затем всё интенсивнее вращаясь влево, начал зарываться вниз… вывести было уже невозможно. Теперь скорость не уменьшалась даже с выключенными форсажами. – Готовься, надо прыгать! – скомандовал Владислав Ильич. – Понял… – ответил Артур. Это было последнее произнесённое им слово. Катапультирование произошло на приборной скорости больше тысячи километров в час, в создавшейся ситуации на лучшее рассчитывать не приходилось. Владислав Ильич помнит, как дёргал ручки катапульты, потом провал памяти. Очнулся на стропах парашюта, и – опять провал… Затем уже увидел, что висит над землёй, парашют зацепился за дерево. В очередной раз очнулся от холода, больше всего замёрзли ноги… И снова пустота! Потом уже – поисково-спасательный вертолёт, санитарная машина, госпиталь. Всех приходящих ребят спрашивал: – Что с Артуром? Не получая ясного ответа, он просил оставить его одного.
У Артура в момент катапультирования мощнейшим скоростным напором сорвало с головы защитный шлем, он ударом о заголовник старого примитивного кресла КС-4 получил сильную черепно-мозговую травму и ещё ряд переломов…
А в тот вечер 17.04.1987 все мы, слушатели ШЛИ, собрались в большой холостяцкой квартире школьного общежития. Один из нас, Феликс Золотарёв, изрёк «авиационную мудрость»: – Вот когда сидишь где-нибудь на промежуточном аэродроме и целыми днями ждёшь лётной погоды, её как на грех не бывает. А стоит с вечера напиться – и наутро непременно будет ПМУ.
«ПМУ» в переводе с авиационного языка означает «простые метеорологические условия» – у каждого пилота эта короткая аббревиатура ассоциируется с безоблачным ясным небом и отличной видимостью.
– Артур уже вряд ли вернётся на сверхзвук, – продолжал Феликс, – но пока врачи его там, в институте ремонтируют, нам нужно здесь хорошенько выпить, чтобы всё у него в итоге было нормально.
Мы допоздна «бузили»: садились за стол, пили водку, вставали, разбредались группами для разговора «по душам», опять собирались. К нам пришли лётчики-испытатели разных старших поколений: Агапов, Щукин, Тресвятский. Одни уходили, заходили другие… …
А утром на ступеньках лестницы у входа в ШЛИ нас встретил наш «дядя Федя» – легендарный лётчик-испытатель Фёдор Иванович Бурцев, Герой Советского Союза, многолетне-бессменный начальник Школы лётчиков-испытателей.
Он стоял на крыльце какой-то потерянный, и, съёжившись, произнёс, глядя мимо нас, словно кому-то стоящему вдалеке:
– Ну что… Чечулин сегодня ночью умер.
Источники информации:
- «Аэроузел-2» / А.Ю.Гарнаев, Жуковский. «Авиационный печатный двор», 2001 /
Помогали:
- Д.В.Верещиков
Это мой отец.